|
Об этом рыдал весь
тусовочный мир,
От пули чеченской погиб Боромир.
Роман Шебалин
Одиннадцатилетний Паша Вьюхин, известный как Мериардок Брендискок, сидел на
пригорке. К поясу его был прицеплен несоразмерно длинный деревянный меч.
Брат Берен делал оружие по своей ладони, поэтому для Мерри этот меч был как
двуручник. Отлично сбалансированный клинок, с прочной круглой гардой и
удобной рукоятью, обмотанной поверх изоленты кожаным шнурком.
Но
сейчас отважному хоббиту было не до боев. Подперев голову рукой, он в
очередной раз перечитывал письмо.
“… а
гитару теперь можешь забрать совсем – мне на ней больше не играть. Только
потихоньку и не говори матери, что я ее тебе подарил – плакать будет. Ей
сейчас потяжелее, чем мне, так что ты ее не волнуй.
Вчера
заходил Серега – тот маг из Земноморья, о котором я тебе писал. На их фронте
пока затишье. Все говорил про дембель – как вернется, как к друзьям пойдет.
А ему до дембеля еще год. Кстати, звал меня к себе. Думаю, можно будет
махнуть. Тебя возьму, Тиннувиэль. У них там, в Новгороде наших – пруд пруди.
А
вообще здесь даже хорошо. Крысы не бегают, как по казарме, чистота. Когда не
стреляют – можно воображать, что ты на гражданке. Сейчас форточка открыта,
воздух свежий-свежий, весенний. Так и видится Эгладор, лужи, гномы сапогами
грязь месят, Тиннувиэль. Ты там ее охраняй, пока я не вернусь. Меня через
пару недель должны в Россию перевести, а то и в Москву –тогда увидимся.
Что
мать тебя с собой не взяла – это правильно. Смотреть тут не на что, кровь и
грязь, а на меня без руки ты скоро насмотришься. Так что лучше учись. Твой
брат Берен.”
Мерри
бережно свернул клетчатый двойной листок и засунул его в конверт. Поежился.
Последние три дня сильно похолодало – расцветала черемуха. Эгладорские
девушки украшали ее ветвями свои распущеные волосы, втыкали белые грозди
цветов за хайратники и воротники плащей. Ребята высокомерно прохаживались
между ними, курили короткие трубки и вели друг с другом грозные мужские
разговоры. Бренчала гитара, в воздухе разносился звонкий стук деревянных
мечей и воинственные крики. Казалось, закрой глаза, забудься на минутку – и
услышишь в этом гомоне звонкий голос Берена, распевающего под частый бой
“ленинградки” куплеты про Морию. Мерри опустил голову. “Я вернусь. Охраняй
Тиннувиэль.” Брат считал себя пацифистом, признавал только поединки. Мерри
знал, что за личную обиду Берен кулаков не пожалеет – не из трусов. Но его
отправили убивать каких-то там чеченцев, которых Берен в глаза не видел и на
которых не держал никакого зла. Словно не существовало ни одинокой матери,
ни младшего брата, которого, между прочим, тоже надо защищать. Ни девушки,
которая ждала увидеть своего любимого целым.
Неслышными шагами подошла Тиннувиэль. Подложила рюкзачок и села рядом,
скользнув длинными светлыми волосами по его щеке. Вид у нее был печальный и
одинокий. Мерри хотел сказать ей что-нибудь поддерживающее, но не нашелся и
промолчал. Тиннувиэль тоже молчала.
Да и о
чем можно было говорить...
|
