|
Я не ждал этого звонка, но когда он прозвучал, мне показалось, что я
думал о нем все эти годы. Какая-то часть меня уже знала, что это она, она,
но я почему-то замер, ловя четкую монотонность женского голоса:
- Девятьсот… Двадцать… Два…
Пауза.
- Четырнадцать…
Пауза.
Оказыватеся, все годы я помнил этот номер,
хотя мне так ни разу и не пришлось набирать его. Прошлое сжалось до
нескольких ударов пульса: восемь лет, проведенных вместе, в одном здании
школы, в одних и тех же классах превратились в восемь этажей в тесном лифте,
где воздух дрожит от дыхания двоих. А шесть лет, проведенных в разлуке – в
шесть шагов, от ее почтового ящика до моего.
- Послушай, - провела она своим шершавым
голосом по моему позвоночнику, - я боюсь ночевать одна.
И все. Язык прилип к деснам, сердце застучало
сразу везде. Как просто. За все эти шесть лет?
- Послушай, - ее пронзительный голос,
когда она отвечала у доски бесконечные «mourire,
sortire,
partire»
или пререкалась из-за вызвывающего наряда с завучем.
- Я боюсь, - электронные строчки ее и моих
посланий, не до конца искренние, но до конца выверенные. Мы оба умели делать
это блестяще, нас даже прочили в один институт. И с каждым годом мы все
совершенствовали наше мастерство.
- Ночевать одна, - ни одного звонка, ни за
восемь, ни за шесть. Ни одной встречи, даже официальной: она ненавидела
школу, я жил на другом конце Москвы.
Только часы, наполненные мерцаньем дисплея,
стуком кнопок, натужным гудением прорвавшейся сквозь беспросветное «занято»
связи.
- Послушай, - ее неровная стрижка, в выпускном
классе, с хвостиками перед ушами. Позже я увидел такую у Марлы Сингер, и
подумал, что, наверное, они очень похожи.
- Я боюсь, - ее гардероб, создававшийся,
казалось, при помощи только лишь ножниц, в котором единственной целой вещью
были солдатские брюки.
- Ночевать одна, - черные капли крови на
линолиуме, когда ее увозили с выпускного нашего бала со жгутами на обеих
руках.
Я до сих пор не знаю, что заставило ее сделать
этот шаг. Я никогда не думал об этом. Просто красное, проступившее на белом
пробудило во мне ощущение какой-то удивительной, незнакомой, но сильной
жизни, и я потянулся за этой жизнью, еще не осознавая этого. Это было все
равно, что трогать плохо изолированный провод. Легкая вибрация внутри вдруг
прорывается иголочкой разряда.
Она была удивительно живой, даже
просчитанность ее электронных посланий не могла убить этого пульса.
«Для меня сон – это всегда смерть. Когда я
сплю – я неподвижна, я не чувствую этого мира, а когда я просыпаюсь –
понимаю, что что-то уже забыто, утрачено за те несколько часов, покая
находилась в коме. Иногда по вечерам я придумываю себе сны».
Однажды я нашел ее фотографии в интернете.
Развалины завода, серая пыль, ржавые цепи, размытое изображение. И все-таки
в нем была жизнь, она пробивалась сквозь бледную кустарщину фотографа, как
те пятна. Красное сквозь белое.
Я тоже стал придумывать себе сны. В этих снах
она была такая же, какой я видел ее в последний раз. Я стискивал пальцами ее
волосы на затылке и отводил ее голову далеко назад, пока перед моими глазами
не оставалось одно только ее горло. Ее беззащитность и ее жизнь. Я хотел
видеть ее слабой, но не бессильной. Как той ночью.
- Послушай, - шесть лет я ждал этого звонка,
потому что боялся позвонить сам. За шесть лет я стал мужчиной: загадочным,
внешне надежным, не оставляющим следов.
- Я боюсь, - я никогда не встречался с
девушками, похожими на нее. Меня притягивали длинноволосые, с плавными
движениями и яркими волосами. Возможно, я не хотел спугнуть ее образ,
разочароваться в нем. Хотя скорее всего, меня просто не привлекали девушки
такого типа.
- Ночевать одна, - с той самой ночи ни один
мой день не обходился без мысли о ней. Я собирал воспоминания. Я мало успел
запомнить. В сущности, она не интересовала меня до выпускного абсолютно.
Обычная неглупая нелюдимая девчонка. Совершенно не в моем вкусе. Что-то
должно было произойти из ряда вон выходящее, что изменило бы мой взгляд на
нее.
Не думаю, что она часто ночевала одна.
Вероятно, она постаралась оградить себя от этого. Парни, и, насколько мне
известно, девушки. Полагаю, ей долгое время это удавалось. Но это не имело
никакого отношения ко мне и моему чувству, как не имели к нему отношения все
тысячи стриженых под Марлу Сингер, неглупых, нелюдимых девушек, которые
прошли мимо меня, не задев, за эти шесть лет. Как не имело к этому отношения
все, происходившее с нами в школе, в институтах, в жизни.
- Давай встретимся, - ответил я.
|
