|
Серый сон.
Ему снилось серое небо,
которого Он никогда не видел раньше. Низкое, тяжелое, точно каменное, оно
терлось о покрытые алмазами углы далеких гор. Стершаяся каменная пыль
оседала на землю.
Земля тоже была серой,
каменистой. Кое-где ее покрывали бурые и желтые пятна – мох и трава. Но чаще
из нее вылезали серые спины валунов.
Серая земля переходила в серые
скалы, о ноги которых беспрестанно билась непривычная серая вода. У этой
воды был совсем иной запах – не то свежего сока, не то крови. А там, куда
вода не могла дотянуться, в скалах было высечено жилье.
Каменный пол был устлан
высохшей сизой травой, каменные стены – похожими на мох и плесень вытертыми
звериными шкурами, а потолок – мягкими хлопьями сажи и блестящими белесыми
кристаллами. Посреди гудел и потрескивал прокаленными камнями очаг.
Он был единственным ярким
пятном в этом сером мире. Он, да еще бронзовые украшения на груди и плечах
незнакомки. Поймав в свое затейливое сплетение отсвет огня, они вспыхивали,
бросая блики на Ее бледное лицо.
Почему-то Он всегда видел Ее в
одной и той же позе – у очага. Ноги подобраны под подол длинного бурого
платья, серые глаза неотрывно смотрят в угли, часто-часто смигивая
набежавшую картинку. Тонкая рука медленно поднимается и опускается, желтый
костяной гребень раз за разом проводит ровные борозды в золотистой пашне
волос. И так до бесконечности.
«Мир ли этот сер от Ее глаз, -
спрашивал Он себя, - или Ее глаза приобрели цвет, потому что никогда не
видели ничего иного?».
Иногда Она замирала, поднимала
голову и смотрела словно бы на Него, сквозь Него, вдаль.
Зеленый сон.
Ливни прошли давно, и в чаше
старого ониксового фонтана, разрисованной зелеными прожилками плесени снова
начал скапливаться различный мусор. Раньше за этим фонтаном следили – тогда
день и ночь он журчал на разные голоса, подражая горластым птицам джунглей.
Теперь он наполнялся только во время дождя. Упругие струи воды выбивали со
дна сухие листья, ветки, перья, смывали кольцевидные слои зеленой пленки,
отмерявшие на боках испарявшуюся день за днем воду. Темно-прозрачные
морщинистые ленты хлестали через край, а в центре еще кружилось высохшее
крылышко какого-то насекомого, яркое, как изумруд. А потом водная гладь
успокаивалась, замирала куском стекла, по котрому скользили, влекомые
ветерком, розовые лепестки.
Он любил наблюдать, как
приходит и уходит вода, а Она любила наблюдать за Ним. Он всегда сидел в
своей кроходной деревянной беседке, скрестив ноги и обвив их красивыми
мускулистыми руками. От неподвижной позы и ровного, латунного оттенка кожи
он казался скульптурой самого себя. Сходство разрушала только бритая голова.
Сзади в замшевой щеточке волос был изъян – шрам, как от удара камнем.
Прекрасная статуя со сколом.
Шрам мог появиться тогда,
когда землетрясением разрушило храм. Ажурный купол в центре провалился, и
рассыпал по полу инеистые осколки. Растрескалась деревянная беседка, высох
фонтан. Обломки быстро заплело растниями.
Они вились по стенам,
стягивали обколотые края купола, вылезали из трещин в полу и роняли повсюду
свои листья, сухие ветви, лепестки и плоды. Внутренность храма, словно чашу
фонтана плесенью, затянуло зеленой порослью.
Зеленые глаза пристально
всматривались в глубь воды, отразившей яркое небо, обрамленное резными
листьями, внутренность храма с позеленевшими бронзовыми барельефами. Жилки
на красивых кистях чуть вздрагивали.
Ей казалось, что Он давно уже
не представал ни перед чьими взорами, поэтому Его кожа забархатилась, словно
выветренный временем камешек, и что нужно очень много времени и любви, чтобы
она снова обрела гладкость шелка.
Тростниковая крепость.
Ночью прошел короткий, но
сильный ливень, стряхнув все лишнее и смыв с деревьев пыль. Теперь его
капли, застрявшие в листве, спешили разбрызгивать первый свет солнца. Они
словно извинялись за то, что вместе с сухими сучками дождь оборвал и
несколько свежих листьев, разбил паутину и наследил на песке.
Она подняла голову и
огляделась.
Незнакомая река, и на берегу –
ажурная крепость, сложенная из тонких, словно ненастоящих, полированных
стеблей. Вода казалась теплой – солнечные лучи еще не успели прогнать с ее
поверхности парную дымку. Она разделась и вошла в воду.
Тело обжигало тонкими
язычками, обтекавшими Ее со всех сторон. Казалось – это сходит невидимая
пленка. Вода унесет ее – запах, образ, послание к Нему. Надо только
подождать.
Подрагивая боками, Она ступила
на слабо скрипнувший песок. Теперь надо будет изо дня в день наводить
порядок в крепости. И ждать того утра, крогда Он откроет на берегу для Нее
свои зеленые, в оправе кованых ресниц глаза.
|
