|
ХЛОП!
- Блин!
Юлька взвизгнула от неожиданности и со злостью
посмотрела на меня, будто я была виновата в происшедшем. От резкого порыва
ветра, влетевшего открытую нами дверь, горшок с сиротливым растеньицем,
дотоле мирно стоявший на шкафу, слетел на пол и взорвался, окатив фонтаном
сырой земли Юлькино рабочее место.
- Николай Сергеич будет в ярости, - уверенно
заявила мне Юлька.
- Ну хочешь, я помогу тебе убраться, -
предложила я. Лучшим способом поднять настроение моей подружки было сделать
за нее какую-нибудь неприятную работу. И, не дожидаясь ее снисходительного
согласия, я полезла за шкаф в поисках веника.
Юлька сперва попыталась принять участие в этом
общественно-полезном труде, и даже подняла с пола несколько осколков, но тут
же укололась и рассыпала глиняные черепки на еще чистом участке пола.
- Это он нарочно, наверное, чтобы меня
угробить! – доверительно сообщила она. – Ты не поверишь: вот на таком
расстоянии от края стоял, вот на таком!
И она вынула изо рта уколотый палец, чтобы
показать, как далеко от опасности стояло ее любимое детище.
Росточек принес наш шеф в самом начале моей
неудачной карьеры пиарщика. «Вот!» – серьезно произнес он. – «Будете,
Юлечка, проверять на нем качество продаваемых нами удобрений». С этими
словами Николай Сергеевич удалился в свой кабинет, а Юлька, проводив его
влюбленным взглядом, помчалась устраивать комфортную жизнь зеленому питомцу.
Она водрузила его на шкаф над своей головой и каждый день заботливо
проверяла, достаточно ли влаги в его почве.
Я аккуратно смела осколки и землю, высыпала в
корзину для бумаг. Приподняла растение. Оно не очень пострадало, только
отломилась макушка. Украдкой оглянувшись (Юлька у окна проверяла целость
своего маникюра), я воровским жестом сунула его в пакет. Говорят, цветы
нужно только воровать или покупать.
Когда рабочее место было убрано, Юлька
соизволила-таки заняться своими прямыми обязанностями. Морщась отболи в
пальце и останавливаясь после каждого слова, она нацарапала мне справку и
пришлепнула ее печатью.
- Может, мне новое купить? – посоветовалась
она, глядя на опустевший шкаф. – Шеф и не заметит…
- Не стоит, - ядовито бросила я, убирая
бумажку. – Цветы у тебя не приживаются.
И, помахав на прощанье рукой, вышла.
Лишь на улице я соизволила удивиться своему
поступку. Ни цветами, ни воровством я прежде не увлекалась. В условиях
педагогической диктатуры моей матери допускались только «чистые» хобби.
Потом стало некогда: институт, свадьба, дочь, работа, другая, третья работа.
А тут… Меня охватила странная жалость к этому одинокому растеньицу,
вынужденному зависеть от прихотей Юльки.
Придя домой, я тут же принялась устраивать
своего питомца. Достала с антресолей старый горшок, накопала за домом земли
дочкиным совочком. Со школьных времен осело в моей памяти, что на дно нужно
класть какую-то специальную гальку или битый кирпич. Где достать эту самую
гальку я не знала, поэтому добросовестно насобирала обломков этого самого
кирпича, измельчила их для верности молотком и насыпала чуть ли не
полгоршка. В таком вот виде: с молотком в черных от земли руках и в
испачканных красной кирпичной пылью джинсах, я предстала перед вернувшейся с
работы матерью.
- Так, - начала она, поставив сумку с
тетрадями на пол, - новую забаву себе придумала! Я бьюсь-бьюсь, чтобы семью
прокормить, а она ботаникой балуется. Лучше бы работу себе нашла, а то не
стыдно у матери престарелой на шее болтаться, да еще и с ребенком!
Все мое приподнятое настроение как рукой
сняло. И это была только прелюдия! Раздевая Саньку – хотя моя смышленая
донька давно умела делать это сама, но ей же необходимо было показать мне,
какая я никчемная мать! – нарочито громко шуруя в ванной, которую я,
разумеется, не успела отчистить от последствий своего цветоводства, гремя на
кухне кастрюлями и позже, расположившись с тетрадками за письменным столом,
мама не переставала мне выговаривать. С дотошностью педагога младших классов
с сорокалетним стажем она доказывала, что я неудачница, бездарная жена (от
хороших баб мужья не уходят), бездарная мать (ты посмотри на ребенка, ты же
запустила ее!), неблагодарная дочь и бог знает что еще! Под конец я не
выдержала и заверещала сама:
- Прекрати, мама!
Это только подлило масла в огонь. В концерт
вступила Санюшка, перебивавшая всхлипы невнятным «Не смей на бабушку
кричать». Под финальный аккорд этой какофонии «Ты посмотри, до чего ребенка
довела», я позорно ретировалась на кухню к соседке.
- Ну чего ты завелась, - утешала меня Любка,
подливая «успокаивающей» зеленой дряни с медом. – Ты же знаешь, что она не
из вредности, что она тебе добра желает. Думаешь, у меня мать подарок?
- Да она мне всю жизнь изуродовала своим
«добром»! – рвалась я.
- Ты еще всей жизни не нюхала! А я два года
со свекровью прожила! Ни поесть, ни попить спокойно, ни потрахаться! Мы с
Толиком под конец даже разводиться думали. А тут все-таки родная мать!
Я вспомнила, как Любка так же вот плакалась
мне по вечерам в телефонную трубку, заперевшись в ванной, чтобы не услышали,
и меня начало отпускать. Тут я разглядела у подруги на подоконнике небольшое
раскидистое деревце с мясистыми круглыми листочками.
- Ой, что это у тебя?
- А ты только что заметила? Да оно уж не
первый год стоит. Ишь, какое вымахало!
- Нет, правда, Люб, что это? – я встала, решив
поближе разглядеть забавный кустик.
- Дерево счастья. У кого в доме растет, у того
и достаток будет, и любовь, и лад. Его еще денежным деревом зовут. Хочешь,
дам веточку на развод? Они легко приживаются.
- Да у меня уже есть, - отмахнулась я. –
Сегодня купила.
И я с удовольствием погладила упругие темные
листочки, шершавый стволик.
Вернувшись домой, я первым делом прошла на
кухню и долго внимательно смотрела на гладенький, словно светящийся изнутри
стебелек с тремя парами листьев.
- Устроюсь на работу – первым делом куплю тебе
новый горшок, а то этот страшный совсем. Ты только не загнись у меня, ладно?
И я ласково коснулась своего волшебного
деревца.
- Ты что, уже сама с собой разговариваешь?
Совсем рехнешься скоро! – проворчала мама, заходя на кухню. Но слышно было,
что уже не злится, а ищет примирения. Подошла к горшку, критически
осмотрела.
- Калека какой-то. Ты что ж, лучше выбрать не
могла? Сказала б – я б тебе из школы натаскала: возись - не хочу!
- Ох, мама!.. – выдохнула я. Глаза пощипывало.
Каждое утро, собирая маму с Санькой в школу, а
себя на поиски работы, я подходила к подоконнику и выжидающе глядела на свое
деревце счастья. Оно не засыхало, но и не росло, словно заснуло
летаргическим сном. «Не спешишь ты, что-то, удачу приносить» - корила я его
порой. Каждое утро становилось немножко темнее, все труднее становилось
подниматься.
Я снова изучала географию Москвы. Теперь
разноцветные ветки, галереи станций, номера маршрутов стойко ассоциировались
для меня с отказами. Если раньше я думала: «Здесь я познакомилась с Андреем,
в этот парк мы с подругами ездили готовиться к экзаменам, а тут мы справляли
Новый Год…», то теперь различие между всеми этими пестрыми точками стало
минимальным: «Здесь меня попросили заполнить анкету, а здесь даже диплом не
спросили». Сотрудница бюро по трудоустройству (я на всю жизнь запомню это
сочетание) равнодушно проглядывала бланки отказов и выводила на принтер
новые адреса.
Я уже готова была мыть подъезды, как моя
соседка с первого этажа, что таскала за собой двоих сопливиков сперва в НИИ
Пульманологии, потом в ЖЕК, а потом еще куда-то, но мама была непреклонна.
Она, пять лет до перехода в эту гимназию, считавшая гроши, считала
уборщицкую должность унизительной.
В первые октябрьские дни захворала Санюха.
Оказалось ОРЗ, мерзкое, с осложнениями. Пришлось осесть. Я обложилась
старыми альбомами по вязанию и затихла. На чудо-дерево уже надежды не было.
На того толстяка, который обстоятельно расспрашивал меня около получаса, а
потом обещал позвонить, тоже.
- Одна я, что ли, безмужняя? – оправдывалась
я, выбирая из маминой сумки витамины-апельсины. – У нас полстраны
матерей-одиночек!
- Так они работают! Деньги в дом приносят! –
танком шла на меня мать. Она, конечно, возводила напраслину: биржа труда
исправно выплачивала мне пособие и даже больничный. Но я была заведенная с
утра: у дочки не спадала температура, а тут еще Юлька неожиданно позвонила
поплакаться на свою судьбу. Какую-то ей там премию недодали, и она углядела
в этом немилость шефа. Впрочем, по тому судя, как она демонстративно
называла его Колечкой, милостей у нее было хоть отбавляй.
Словом, я вспылила и высказала ей то, что до
сих пор даже язык не поворачивался произнести. Про бесконечную муштру в
детстве, и потом, в институте (про сам институт тоже было сказано немало),
про шпионство и попытки давить на мою личную жизнь, про то, что педагогам
нужно запретить иметь своих детей, и если бы я не послушалась тебя и подала
документы в Мориса Тереза, где был мне верный проходной бал, то уже жрала бы
швейцарский шоколад с немецким пивом на каком-нибудь Кот-д-Азюр. Определив
одним грубым эпитетом вожделенный Лазурный берег, я, наконец, заткнулась.
Мама не сводила с меня расширенных от ужаса глаз, и рука ее, ухватившаяся за
край стола, становилась все бледнее. Я успела ее подхватить и доволочить до
кресла. Бормоча какую-то умоляющую чепуху (как будто она могла на что-то
повлиять), накапала валокордина, схватила телефон и тут только заметила, что
под ногами хрустит. Кто-то из нас двоих смахнул, не заметив, горшок, и мое
счастье валялось среди комьев земли и осколков, блестя свежим порезом на
хрупком упругом стволике. Я опустилась на корточки, словно перед умирающим
котенком, не смея тронуть росток, боясь убедиться, что теперь он все, мертв
безвозвратно. Слезы закапали в подсыхающую землю, и тут телефон в моей руке
(оказывается я его так и держала) взорвался звонком. Я вздрогнула, кое-как
справилась с трубкой, и слабым от волнения голосом.
- Здравствуйте, - ответили на другом конце. –
Извините за задержку. Вы еще не нашли работу?
Не веря своему счастью, я узнала голос
толстяка.
- Можете выйти с понедельника?
- Конечно! Конечно!!
Я обессилено опустила телефон. И это –
счастье? Но почему такой ценой?
- Мам, - произнес хриплый басок за моим
плечом, – бабушка сказала, что не надо врача. А цветок что, совсем разбился?
- Ты что?! – с облегчением воскликнула я. –
Босиком по холодному полу?! С температурой?! А ну марш в постель!
Я оторвала Саньку от пола и закинула на плечо.
- Мам, а цветок все? Ну скажи!
- Нет, доня, мы его обязательно пересадим в
новый горшок… Ложись…
|
