|
Посвящается Саше Бутовцу
Я прилечу к тебе тогда, когда ты не будешь ждать меня. Когда давно будет
сказано последнее «пока», однажды ветреной, пасмурной ночью я прилечу. Дождь
будет проходить полосами мимо твоего окна, словно спина большого серого
кота, а ты, такой аккуратный, вдруг забудешь притворить раму балкона, и она
будет тихонько постукивать, впуская капли. В нее-то я и войду.
Что-то погода испортилась,
подумаешь ты, отвернув лицо от компьютера. Этот дождь скребется, словно
бездомный кот и хочет, чтобы его впустили. И ты погладишь своего кота, а
когда поднимешь голову, на балконе буду стоять я.
Ты впустишь меня, не спросив
ни о чем, словно я всю жизнь приходила к тебе через балкон. Ты предложишь
мне чаю, как ни в чем ни бывало.
Я соглашусь, и мы пойдем на
кухню гуськом: ты, не оглядываясь, я – стараясь не наследить босыми ногами,
и кот – принюхиваясь к моим следам. А потом ты спросишь, какую мне чашку, а
я отвечу – среднюю, а ты дашь мне кружку и будешь доставать разную ерунду из
холодильника – к тому времени ты уже вспомнишь, что я люблю есть по ночам.
Я примощусь на сухом стуле и буду ждать, пока скипит чайник.
За чаем я буду трещать за
двоих – о том, какая радостная погода сегодня ночью, о разных смешных
знакомых. А ты скажешь – я слышал, что ты переехала в другой город и вышла
замуж.
Я подожду, пока ты допьешь и
подойду к окну. Смотри, скажу я, какой ветер. Мы вместе отдернем шторы и
распахнем рамы. Дождь с любопытством ступит на подоконник, ветер попытается
спутать мои мокрые волосы, но не сможет поднять их с плеч.
Идем, скажу я и вскочу на
узкий подоконник. Идем, что ты чувствуешь? Я чувствую, что могу наступить на
ветер, ответишь ты, становясь рядом со мной.
Тогда я оторвусь от рамы и
ветер распластает меня на своей спине и понесет прочь от дома. И ты шагнешь
за мной, но тоже не сможешь удержаться на ногах. Тебе даже покажется, что
это дом улетает от тебя, растворяясь в пелене воды.
Я потянусь к тебе руками –
так, словно это я впервые ловлю ветер. Мы стиснем ладони и поплывем, держась
друг за друга, между струями дождя. Пятьсот один, неслышно прошепчут твои
губы. Пятьсот два, - я принимаю твою игру. Пятьсот три – сердце замирает -
это не по-настоящему. Купол! Мы запрокинем головы, потом посмотрим друг на
друга и рассмеемся.
А потом ты оторвешь свои руки
от моих – мне будет немного жаль, но я привыкла к твоей самостоятельности. Я
буду наблюдать издалека, как ты паришь, а дождь будет успокаивающе гладить
меня по голове.
Ближе к рассвету мы опустимся
на поле где-то за городом – просто, чтобы не ошалеть от счастья. Как хорошо,
что наконец ничего не нужно говорить. Ни время ни страсть уже не властны –
они остались за гранью этого мира. Есть только радость свободного полета –
наслаждение мужчины. И радость дарить радость – наслаждение женщины.
Ты попробуешь взлететь еще раз
– не без неуверенности. И у тебя снова получится. Более сильный чем раньше,
ты будешь творить свои небеса. И только когда радость будет грозить
захлестнуть тебя с головой, ты повернешь к дому, где хозяйничает дождь.
Ты войдешь на кухню, где под
подоконником следы ночного гостя, и влажная занавеска потянется к тебе,
словно мать, так и не осознавшая, что ее сын уже вырос. Кот будет
внимательно изучать твои босые ноги. Тяжелея телом, ты подумаешь о том, что
следует вытереть пол и переодеться в сухое. Потом ты вспомнишь обо мне.
Ты куда? Я удивленно пожму
плечами – ну разумеется...
В другой город, к мужу. И рассмеюсь...
|
